Мы живем в сбывшемся пророчестве Стругацких

И это не Мир Полудня

Ко «Дню Стругацких» (28 августа родился старший из братьев — Аркадий Стругацкий) Александр Генис написал блестящее мини-эссе, в котором, как всегда изысканно, сформулировал смысловой концентрат двух главных тем многих произведений Стругацких.

1. Возвращение смысла марксистской утопии через миф о труде — “беззаветном и бескорыстном субботнике, превращающем будни в рай, обывателя — в коммунара, полуживотное — в полубога”;
2. Грядущее разделение человечества на два вида из-за появления «Люденов» — нового вида Homo sapiens, «у которого не осталось ничего общего не только с нами, но и с жителями светлого будущего».

Но у Стругацких была еще и третья главная тема. И она, на мой взгляд, наиболее актуальна для человечества в 2020-х.

К чему стремиться людям, если социализм, коммунизм и капитализм больше не способны стать ориентиром в 21 веке?

(вопрос, поставленный Стругацкими на полвека раньше Харари)

Размышляя на эту тему в своих последних самых сложных и потому далеко не всеми понятых романах, братья Стругацкие совершили визионерский прорыв через десятилетия посредством двуединого пророчества:

✔️ о грядущем «эксперименте» поворота советского общества на довольно страшный путь с непонятными целями (роман «Град обреченный»);

✔️ и о том, что этот путь через 40 лет приведет к тому же, хотя и несколько демократизированному “совку“ (роман «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя»).

Но прежде, чем говорить об этом материализовавшемся пророчестве третьей главной темы Стругацких, приведу текст мини-эссе Александра Гениса “КО ДНЮ СТРУГАЦКИХ”. Ибо лучше, чем это сделал Генис, две другие главные темы Стругацких вряд ли опишешь.

КО ДНЮ СТРУГАЦКИХ

Оккупировав наше детство, они повлияли на советского человека больше, и чем Маркс с Энгельсом, и чем Солженицын с Бродским. Собственно, они (а не Брежнев) и создали советского человека в том виде, в каком он пережил смену стран и эпох. Все, кого я люблю и читаю сегодня, выросли на Стругацких — и Пелевин, и Сорокин, и даже Толстая. Мощность исходящего от них импульса нельзя переоценить, потому что они в одиночку, если так можно сказать о братьях, оправдывали основополагающий миф отравившего нас режима. Стругацкие вернули смысл марксистской утопии. Их фантастика воплотила полузабытый тезис о счастливом труде. Пока другие шестидесятники смотрели назад — на «комиссаров в пыльных шлемах» (Окуджава), вбок — «коммунизм надо строить не в камнях, а в людях» (Солженицын), или снизу — «уберите Ленина с денег» (Вознесенский), Стругацкие глядели в корень, хотя он и рос из будущего. Их символом веры был труд — беззаветный и бескорыстный субботник, превращающий будни в рай, обывателя — в коммунара, полуживотное — в полубога.

Такой труд переделывал мир попутно, заодно, ибо его настоящим объектом была не материя, а сознание. Преображаясь в фаворском свете коммунизма, герой Стругацких эволюционировал от книги к книге, приобретая сверхъестественные способности и теряя человеческие черты. Так продолжалось до тех пор, пока он окончательно не оторвался от Homo sapiens, чтобы стать «Люденом» — новым, напугавшим уже и авторов существом, у которого не осталось ничего общего не только с нами, но и с жителями светлого будущего.

Всякая утопия, если в нее слишком пристально вглядываться, становится своей противоположностью.

Третья главная тема

Когда в середине 70ых годов, уже «создав советского человека в том виде, в каком он пережил смену стран и эпох», «Стругацкие вернули смысл марксистской утопии», в их миропонимании произошел слом (о котором Борис Стругацкий рассказал в разговоре с Самуилом Лурье в 1992), результатом которого стал роман «Град обреченный»

Борис Стругацкий говорит так.

«Это была попытка людей, которые начинали жизнь, как отпетые коммунисты (не просто коммунисты, а коммунисты-сталинисты) … И вот эти два человека, перейдя через 20й съезд, 22й съезд, свержение Хрущева, … ,Чехословакии 1968 г., — наконец приходят к такому состоянию, когда они видят:

• социализм — дерьмо;
• коммунизм — строй очень хороший, но с этими мурлами, с этими жлобами, которые управляют нами и которые непрерывно пополняют себя и свои ряды, ни о каком коммунизме и речи быть не может;
• в капитализме также масса вещей, которые нам отвратительны: теория гедонизма, что жить надо ради того, чтоб получать удовольствие … для нас — молодых тогда, здоровых людей, — эта идея казалась неприятной; нам казалось (мы же все-таки оставались в глубине души большевиками), что человек должен жить, сжигая себя, как сердце Данко …

Т.е. создалась полностью бесперспективная картина.

И вот мы написали роман о том, как человек нашего типа, пройдя через воду, медные трубы, через все общественные формации, повисает в воздухе точно так же, как мы сами повисли в воздухе, потому что мы перестали понимать к чему должно стремиться человечество. Мы перестали это понимать к середине 70-х годов».

Вот о чем был написан роман «Град обреченный», главным героем которого стал Андрей Воронин — «человек нашего типа», вознесенный переворотом в обществе из мусорщика в высокопоставленного чиновника, приближенного к чем-то ему обязанному новому верховному правителю Фрицу Гейгеру, также вознесенному переворотом из унтер-офицера вермахта.

Андрей Воронин — эдакий условный «Анатолий Чубайс», вынужденный, находясь во власти, балансировать в попытках, не потеряв своего места, понять суть и цель проводимого над обществом Эксперимента и повлиять на происходящее, чтобы хоть как-то остановить скатывание общества в абсурд и озверение (тогда как бывшие единомышленники Воронина в большинстве своем были заняты обустройством обеспеченной жизни — «других дел было по горло… карьерку делали, ковры доставали, экспонатики для личных коллекций…»). Только у Воронина (как и, полагаю, у Чубайса) тоже ничего не вышло: «Болтался все время как дерьмо в проруби — ни вверх, ни вниз. Сначала за идеи какие-то сражался, потом — за дефицитные ковры, а потом совсем уже ополоумел… Людей вот погубил…»

Этим романом Стругацкие открыли новую для них главную тему—

к чему должен стремиться «человек нашего типа», когда начнется Эксперимент.

“Град обреченный” стал фантастическим визионерским пророчеством, описавшим в начале 70-х Эксперимент, которому было суждено начаться лишь через пару десятилетий на 1/7 суши планеты.

А после этого романа, всего за 5 лет до начала Эксперимента, был написан второй роман этой темы «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя». В нем поразительный визионерский дар Стругацких прозревает через 40 лет (в начало 2030-х), когда эксперимент уже закончен, сохранив демократизированный СССР, в котором поколение молодых превратилось в “племя, вкусившее от нашей цивилизации и с отвращением извергнувшее то, что оно вкусило”. И для этого нового поколения “дух цивилизации совершенно иной. Наши ценности для них — ноль. Их ценности для нас — за пределами нашего понимания, как кошачий язык”.

Если предыдущий роман метатемы повествовал об исканиях «человека нашего типа», попавшего в ходе Эксперимента во власть, то во 2-м романе речь идет об исканиях «человека нашего типа», сторонящегося власти, оставаясь воплощением русской интеллигенции — учителем истории. Г.А. Носов, увы, преуспел не больше Андрея Воронина в попытках хоть что-то понять и изменить в ходе Эксперимента. Да и сам Эксперимент сорок лет спустя после его начала вернулся к тому, с чего начался.

И общество, и власть — снова воплощение совка. Но уже без какого-либо «стругацко-большевистского» оправдания отравившего страну режима. Оправдания больше нет. А к чему стремиться, по-прежнему, не понятно. Ни вошедшим во власть «ворониным», ни оставшимся среди интеллигенции «носовым».

Поразительное прозрение Стругацких, актуальное для нас сейчас куда больше, чем грядущее разделение человечества на два вида.

Увы, но на главный вопрос — к чему стремиться, если социализм, коммунизм и капитализм больше не способны стать ориентиром в 21 веке, — ответа по-прежнему нет.

Теперь, через полвека после братьев Стругацких, к тому же вопросу пришёл и Харари. Но и у него, к сожалению, тоже нет ответа. Да и есть ли он вообще.

________________________

Ваши шансы увидеть мои новые посты быстро уменьшатся до нуля, если вы не лайкаете, не комментируете и не делитесь в соцсетях.