К медиатехнологиям насекомых, вирусов и алгоритмов
2-й пост серии “Алгокогнитивная культура”
Hачался новый фазовый переход в эволюции людей. Его результаты могут превзойти последствия когнитивной революции, сформировавшей 50–100 тыс. лет назад условия для развития у Homo sapiens особого типа культуры.
Это “культура обмена мыслями” (или “культура общего ума”), активизирующая и модулирующая процессы распределенного коллективного познания. Вот уже десятки тысяч лет этот тип культуры служит приводным ремнем движка когнитивной эволюции людей.
Но характер процесса распределенного познания меняется, в зависимости от имеющихся у когнитивных сообществ медиатехнологий.
И обо всем этом было рассказано в предыдущем посте.
Теперь мы попытаемся понять, как и почему технологический взрыв 21 века радикально изменил медиатехнологии культуры обмена мыслями, включив человеческий мозг в общую когнитивную сеть, связанную со сложными небиологическими системами памяти, такими как Всемирная паутина. В результате такой кардинальной смены медиатехнологий, принципиально меняется и тип культуры, превращаясь в «алгокогнитивную культуру».
Этот новый тип культуры удивительным образом сочетает в себе механизмы традиционной культуры людей с нечеловеческими механизмами коллективной организации насекомых, вирусов и алгоритмов. И в силу такой синтетичности алгокогнитивная культура позволит земной цивилизации выйти за интеллектуальные границы, характерные для вида Homo sapiens. Что, в свою очередь, может позволить ответить на неразрешимые в рамках культуры обмена мыслями вызовы, создав и развив новые классы наук, технологий и практик.
Начнем же мы с того, что рассмотрим, каким образом смена медиатехнологий влекла за собой трансформацию культуры.
4. Роль медиатехнологий
Mедиатехнологии существовали в когнитивных сообществах и до Большого перехода Homo, т.е. до появления у людей членораздельной речи и символического языка. Доречевые медиатехнологии, основанные на миметической культуре эпизодической памяти и языка тела, подробно рассмотрены в двух монографиях Мерлина Дональда: “Origins of the Modern Mind: Three Stages in the Evolution of Culture” (Истоки современного сознания: Три этапа эволюции культуры) и “A Mind So Rare: The Evolution of Human Consciousness” (Столь редкий разум: Эволюция человеческого Сознания).
Однако здесь нас интересуют медиатехнологии, появившиеся после Большого перехода Homo. Ибо только с появлением членораздельной речи и символического языка появилась возможность радикального усовершенствования процессов распределенного познания, выводящего его на принципиально иной уровень. Этот новый уровень позволял не только объединять индивидуальный интеллект индивидов в коллективный разум когнитивных сообществ.
Он также позволял масштабирование распределенного познания (включая такие его формы, как наука и искусство), ведущее к созданию более сложных распределенных социальных систем.
В начале Большого перехода Homo используемые когнитивными сообществами медиатехнологии были весьма примитивны.
- Основными способами представления и хранения информации было изготовление всевозможных материальных артефактов (внешних носителей информации в форме экзограмм). Их преимущество перед человеческой памятью, хранящей информацию в форме эндограмм, заключалось в возможности длительного хранения. Эти же две формы хранения информации использовались и для социального обучения.
- Распределенные когнитивные сети для кооперативной когнитивной работы строились на основе физических контактов между людьми: напрямую или через посредничество физических артефактов.
- Медиасреда состояла из материальных артефактов, наряду с самым древним компонентом медиасред — вербальным обменом мыслями в процессе коммуникаций при физических контактах.
Проходили тысячи лет, но медиатехнологии практически не менялись. Лишь иногда менялись материалы для изготовления артефактов. Распределенные когнитивные сети оставались по-прежнему сетями коммуникаций в физической реальности и, обычно, не превосходили по числу участников число Данбара.
С появлением письменности примерно 5 тыс. лет назад, медиасреда начала принципиально меняться. Написанные тексты становились все более важными артефактами, масштабирующими обмен информацией и знаниями в пространстве (за пределы локальных сообществ) и во времени (между поколениями). Это был огромный скачок в масштабировании распределенного познания и, в особенности, в развитие науки и искусства. Следствием этого стало возникновение сложных распределенных иерархических социальных систем больших городов с огромным населением в сотни тысяч жителей. Скачкообразно возросшая социальная сложность общества в больших городах и необходимость расширения круга доверия при кооперации далеко за пределы числа Данбара, привели к появлению у обществ религий Больших морализующих богов.
Следующий скачок в масштабировании распределенного познания произошел в 15 веке в результате изобретения книгопечатания. Книги, а затем и газеты стали основой новой медиасреды, просуществовавшей около четырёх веков. Но уже в 19-м веке распространение телеграфа, а потом и телефона расширило медиасреду дистанционными непубличными коммуникациями. А в 20-м веке радио и телевидение совершили революцию в медиасреде, — она кардинально расширилась и преобразовалась в среду нематериальных массовых коммуникаций.
Однако, новая и еще более радикальная революция была уже не за горами.
5. Три трансформации
Hачиная со второй половины 20-го века, с развитием информационных технологий, традиционная культура стала трансформироваться сразу по всем трем своим составляющим:
Рассмотрим трансформацию каждой из составляющих традиционной культуры.
1. Трансформация способа представления информации. Артефакты для хранения и распространения информации в аналоговой символьной форме стали активно заменяться на цифровые артефакты, хранящие информацию в цифровой форме и передающие её как в материальных, так и нематериальных средах (по проводам и в эфире).
2. Трансформация сетевой организации коммуникаций. Распределенные когнитивные сети физической реальности для коммуникаций (передачи информации) и социального обучения (передачи знаний), внутри которых тысячелетиями формировалась и развивалась культура когнитивных сообществ, стали дополняться сетями электронной связи (электронной реальности). Участниками последних были уже не только люди, но и алгоритмы — поисковые и рекомендательные сервисы, социальные сети, системы отслеживания трендов, платформы коллективных взаимодействий и т.д. Скорость роста сетей электронной связи (и создаваемой ими электронной реальности) оказалась столь высока, что всего за два десятилетия 21 века, эти сети суммарно превзошли по масштабу все существующие в физической реальности когнитивные сети.
3. Трансформация медиасреды. Сформировавшиеся у цивилизации материальная (книги, газеты …) и нематериальная (радио и телевидение) медиасреды, за пару десятилетий 21 века в значительной мере перевоплотились, перейдя в среду Интернета.
Эта смена медиасред имела не меньшие последствия для дальнейшей эволюции единиц передачи культурной информации (мемов), чем смена сухопутной среды обитания на водную для части отряда парнокопытных (в результате чего они эволюционировали в инфраотряд китообразных: киты, дельфины, морские свиньи). В новой медиасреде всё было устроено и работало иначе.
Каждая из трёх вышеназванных трансформаций оказала столь значительное влияние на культуру, что породила, по мнению своих исследователей, три взаимосвязанных новых типа культуры:
✔️ Цифровая культура (Digital Culture) [4, 5, 6];
✔️ Сетевая культура (Network Culture) [7, 8, 9];
✔️ Гибридная культура новых медиа (New Media Culture) [10, 11, 12].
В современной теории медиа принято выделять мировой переход от Печатной культуры 19-го века через Электронную культуру 20-го века к Цифровой культуре 21-го века. Однако, наличие еще двух типов околоцифровой культуры (сетевая культура и гибридная культура новых медиа) и отличия между всеми ними очевидны далеко не для всех.
Цифровая культура при этом рассматривается, как формирующийся набор ценностей, практик и ожиданий относительно того, как люди должны действовать и взаимодействовать в современном обществе электронно-сетевых коммуникаций.
«Эта цифровая культура имеет эмерджентные свойства, уходящие корнями не только в феномены онлайна, но и в феномены оффлайна, связанные с тенденциями и эволюцией типов медиа, предшествующих Всемирной Паутине, но оказывающие непосредственное влияние на изменение способов, используемых людьми для придания смыслов в жизни во все более взаимосвязанной онлайн среде» [4].
Сетевая культура — не просто продолжение Цифровой культуры. Как писал один из первых исследователей феномена цифровой культуры Чарли Гир, «цифровые технологии — это социально-экономический феномен, а не просто технологии» [10]. Оцифровка реальности превратилась во 2-й половине 20 века в ключевой процесс капитализма. «Удалив физический аспект товаров из их представления, оцифровка позволила капиталу циркулировать гораздо более свободно и быстро». Цифровая культура довольно быстро вытеснялась Сетевой культурой. Сетевое соединение заменило абстракцию, сводящую сложные целые к более элементарным единицам. «Информация — это не столько продукт дискретных устройств обработки, сколько результат сетевых отношений между ними, связей между людьми, между машинами, а также между машинами и людьми», — пишет один из теоретиков Сетевой культуры Казис Варнелис и выделяет главное отличие:
«если Цифровая культура была частью реальности, то Сетевая культура создала наложение реального и виртуального пространства» [11].
Третий тип околоцифровой культуры — культура новых медиа, была впервые проанализирована уже в 2002 в книге Льва Мановича The Language of New Media [10]. Характерным отличительным свойством этой околоцифровой культуры стала ее гибридность, являющаяся «следствием воздействия первичных культурных ценностей, приобретенных людьми в сообществах реальности, на модифицированную систему ценностей членов виртуальных сообществ, бумерангом возвращающуюся и влияющую на изменение исходной системы ценностей. Такое смешение культур, по сути, представляет собой новую, гибридную культуру новых медиа, созданную под влиянием оцифровки и новых медиа, которые позволили создать виртуальные сети» [11].
Поскольку все три типа околоцифровых культур были взаимосвязаны и оказывали друг на друга синергетичное действие, рядом исследователей была предпринята попытка их объединения в новый интегральный тип культуры — алгоритмическая культура (Algorithmic Culture) [12, 13, 14].
Тарлтон Гиллеспи еще в 2012 сформулировал ключевой тезис, которого не хватало для осмысления отличительной особенности алгоритмической культуры, воплотившей в себе все три типа околоцифровых культур, сплавленных в единой алгоритмической логике.
«Поскольку мы приняли вычислительные инструменты в качестве основного средства выражения не только математики, но и всей информации в цифровом формате, мы подчиняем человеческий дискурс и знания процедурной логике, лежащей в основе всех вычислений. И есть определенные последствия, когда мы используем алгоритмы для выбора наиболее релевантного из массива данных, состоящего из следов наших действий, предпочтений и выражений» [15].
6. Алгоритмическая культура
Tед Стрипхас дал такое определение алгоритмической культуре.
«Использование вычислительных процессов для сортировки, классификации и иерархизации людей, мест, объектов и идей, а также привычек мышления, поведения и выражения, возникающих в связи с этими процессами» [16].
Кевин Славин, выступая на TED в 2011, рассказывал, как алгоритмы формируют наш мир. Мы живем в мире, управляемом алгоритмами, которые принимают решения или решают проблемы за нас. На конкретных примерах Славин показал, как современные алгоритмы определяют цены на акции, тактику шпионажа и фильмы, которые смотрят люди.
Свое выступление Славин закончил таким вопросом:
«Если мы уже кругом зависим от сложных алгоритмов для управления нашими повседневными решениями — когда мы начнем терять контроль?»
Тарлтон Гиллеспи в работе [17] ответил на этот вопрос следующим образом.
«Алгоритмы, участвуют в развитии культуры, являясь механизмами, определяющими циркуляцию и оценку информации. Тем самым они становятся частью процессов, посредством которых институты знаний и культуры человечества формируют и то и другое … Т.о. мы должны спрашивать не только о том, как алгоритмы формируют культуру, но и о том, как они становятся культурой».
Интегрируя в себе все три направления трансформации традиционной культуры с учетом роли алгоритмов, алгоритмическая культура характеризуется тремя отличительными особенностями своей цифро-сетевой алгоритмической медиасреды.
- Не соизмеримый с традиционной культурой колоссальный объем медиасреды, как по количеству хранимой информации, так и по скорости её передачи и обработки.
- Принципиально иная сетевая структура медиасреды, соответствующая модели безмасштабных сетей (scale-free network), лежащих в основе процессов самоорганизации сложных нелинейных систем.
- Принципиально иной механизм функционирования медиасреды — алгоритмический, что подразумевает участие людей лишь на этапе разработки алгоритмов функционирования среды (примерами таких алгоритмов являются алгоритмы загрузки, упорядочивания, поиска и извлечения информации, а также алгоритмы динамической реконфигурации подсетей, входящих в структуру медиа).
Важно отличать вышеперечисленные ключевые особенности медиасреды алгоритмической культуры от характеристики самой алгоритмической культуры.
Алгоритмическая культура воплощает в себе интеграцию свойств трёх новых видов трансформации культуры (цифровая культура, сетевая культура и гибридная культура новых медиа) с учетом (а) принципиально иной медиасреды и (б) главенствующей роли алгоритмов в механизмах функционирования и развития такой культуры.
Здесь имеются в виду алгоритмы, определяющие механизмы поиска, упорядочения, иерархизации, оценки и придания смысла информации в процессах, посредством которых институты знаний формируют и развивают культуру.
Каждая из трех вышеназванных отличительных особенностей медиасреды алгоритмической культуры имеет важнейшее следствие.
А) Следствием 1-й отличительной особенности (колоссального объема) является крайне ограниченная возможность контроля и управления медиасредой со стороны людей. В результате этого, не только функционирование, но также контроль и управление процессами в медиасреде осуществляется алгоритмами.
Б) Следствием 2-й отличительной особенности (безмасштабной структуры) является то, что некоторые из узлов сети имеют гораздо больше соединений, чем другие, следуя математической формуле, называемой степенным законом. В результате этого медиасреда обладает иным механизмом установления социальных авторитетов. В его основе лежит принцип предпочтительного присоединения (preferential attachment) новых сетевых узлов (на простом языке этот принцип означает, что в процессе эволюции сети «авторитетные делаются еще авторитетней».
3. Следствием 3-й особенности (алгоритмического механизма функционирования, означающего полную автоматизацию работы медиасреды без участия людей) становится невозможность до конца понять в деталях, как этот механизм работает. Что еще более усугубляется широким применением машинного обучения, часто порождающего эффект «черного ящика» — т.е. алгоритма, логика которого до конца неизвестна.
Важно понимать, что вышеописанные отличия и их следствия проистекают не только из нематериальности и цифрового формата медиасреды алгоритмической культуры. Например, телевидение тоже имеет цифровой формат и может вещать в как бы нематериальной среде — эфире. Но ТВ не обладает структурой безмасштабной сети, и далеко не всё в механизмах функционирования ТВ определяется алгоритмами.
Кардинальным отличием медиасреды алгоритмической культуры является синергия всех трех вышеназванных свойств (колоссальный объем, иная структура и иной механизм функционирования) и вытекающих из них следствий (неконтролируемость людьми, специальные механизмы установления социальных авторитетов, превращение для пользователей в подобие «черного ящика»).
Однако, и это еще не исчерпывает всех аспектов происходящей в 21 веке колоссальной трансформации культуры.
Как уже отмечалось в 1-й части, понятие «культура», в контексте обсуждаемой темы, следует трактовать в эволюционно-антропологическом смысле. Без увязки ключевых аспектов понятия «культура», с когнитивной эволюцией человека, невозможен содержательный анализ рассматриваемой нами гипотезы о новом Большом эволюционном переходе Homo sapiens. Ведь мы пытаемся разобраться, как трансформация культуры в 21 веке влияет на изменение «движка» когнитивной эволюции людей. Такая увязка, к сожалению, отсутствует во всех известных нам анализах алгоритмической культуры, равно как и в многочисленных существующих работах, посвященных цифровой, сетевой и гибридной культуре новых медиа.
Это послужило нам основанием для рассмотрения ряда важных расширений алгоритмической культуры, принципиальных в контексте когнитивной эволюции человека. Они будут рассмотрены в следующем разделе.
7. От алгоритмической к алгокогнитивной
Hапомню, что для анализа культуры в контексте когнитивной эволюции Homo sapiens, нами была избрана концепция Мерлина Дональда о культуре обмена мыслями членов когнитивных сообществ. Если рассмотреть с позиций этой концепции весь спектр технологических новаций алгоритмической культуры, обнаруживается, что никак не учтены три важные технологические аспекты, качественно влияющие на культуру обмена мыслями:
✔️ Новый механизм неявного обмена мыслями в процессе выполнения кооперативной когнитивной работы в распределенных когнитивных сетях.
✔️ Новые способы массового “социального заражения” путем каскадного или «радиоактивного заражения» мемами огромных аудиторий в процессе распределенного познания.
✔️ Новые возможности когнитивной эволюции, появившиеся вследствие «запутывания» психофизиологической и социокультурной информации.
Учет трех названных аспектов требует соответствующих расширений алгоритмической культуры, что в итоге приводит нас к новому типу культуры, названному нами алгокогнитивная.
Довольно парадоксально при этом, что учет трёх расширений, превращающих алгоритмическую культуру в алгокогнитивную:
- с одной стороны, имеет целью увязать эволюционные аспекты культуры с когнитивной эволюцией человека;
- а с другой стороны, — смотрится абсолютно чуждым традиционной человеческой культуре, неся в себе явно выраженные нечеловеческие свойства, присущие: насекомым, вирусам и алгоритмам.
7.1 Новый механизм неявного обмена мыслями — цифровая стигмергия
Cамое первое расширение алгоритмической культуры представляет собой новый, не использовавшийся ранее в когнитивной эволюции людей механизм обмена мыслями в ходе кооперативной когнитивной работы. Это механизм цифровой стигмергии.
По Мерлину Дональду, индивидуальный интеллект — это результат реализации проектного потенциала мозга индивида, включенного в распределенные когнитивные сети, где он участвует в процессе распределенного познания. А поскольку распределенное познание происходит в форме кооперативной когнитивной работы, становится чрезвычайно важным, что за механизм обеспечивает эту работу. Иными словами,
какая механика обеспечивает преобразование коллективных действий индивидов в распределенных когнитивных сетях в результат их кооперативной когнитивной работы.
Данный вопрос во второй половине 20го века стал объектом внимания новой междисциплинарной академической области «Исследования в области науки и технологий (Science and Technology Studies — STS)», изучающей взаимосвязи между научным знанием, технологическими системами и обществом. Ещё в 1980 Л. Виннер писал «в конце двадцатого века технология и общество, технология и культура, технология и политика никоим образом не разделены» [18]. Понятия «науки», «технологии» и «общества» становятся, по сути, взаимозаменяемыми в рамках нового осмысления научно-технологической культуры, в которой человек перестает быть единственным актором. В этой культуре уже действуют не только люди, но и «сложные взаимосвязи людей и материальных предметов, таких как, знаки, машины, технологии, тексты, физические среды, животные, растения и отходы производств» [19]. Мир теперь видится все более заполоняемый объектами, онтологически и семиотически занимающими положение, по словам Б. Латура, «между природой и культурой» — взаимосвязями и взаимоотношениями людей и машин, природных явлений и технологий.
Базовой моделью организации и описания таких взаимоотношений становится сеть, — как некая совокупность гетерогенных взаимосвязей объектов, действий и событий. Ключом к пониманию работы такой сети становятся не столько составляющие её сущности, сколько их взаимоотношения, описываемые Акторно-сетевой теорией (Actor-Network Theory, ANT) — междисциплинарной синтетической методологией социологических исследований науки и технологий, разработанной М. Калоном, Б. Латуром, Д. Ло и Т. Хьючем.
По сути, ANT предложила новую специфическую концепцию общества и культуры, предполагающую «неразрывную взаимосвязь человеческих и нечеловеческих агентов (Humans и Nonhumans), находящихся в режиме постоянного диалога и совместного гетерогенного становления» [20]. Однако, механизм кооперативной когнитивной работы человеческих и нечеловеческих агентов в рамках ANT формально так и не был описан, по причине слабой и неточной формализуемости инфокоммуникационных взаимоотношений в распределенных когнитивных сетях физической реальности.
Смена медиасреды в ходе серии трансформаций культуры в корне изменила ситуацию. И уже в 2012 Тарлтон Гиллеспи в описании того, как «мы подчиняем человеческий дискурс и знания процедурной логике», отмечал, что «мы используем алгоритмы для выбора наиболее релевантного из массива данных, состоящего из следов наших действий, предпочтений и выражений» [15].
Упомянутые Гиллеспи следы действий (а также предпочтений и выражений), оставляемые людьми в медиасреде, напрямую связаны с механизмом кооперативной когнитивной работы. Этот механизм –
цифровая стигмергия, обеспечивающая непреднамеренные и субъективно полезные результаты действий большого количества людей, оставляющих цифровые следы в сети, на которые ориентируются другие люди. В основе механизма стигмергии, спонтанная непрямая координация индивидов через цифровые следы, стимулирующая дальнейшую активность других индивидов.
В природе стигмергия [21] — в форме спонтанной социальной самоорганизации на основе оставляемых в окружающей среде инфометок, — используется в качестве механизма построения «коллективного интеллекта» социальных насекомых. Данный феномен открыт в 1959 французским ученым Пьером-Полем Гроссе, посвятившим десятилетия изучению термитов.
У термитов в качестве инфометок выделяются феромоны, которыми они помечают для идущих по их следу дорогу к найденному источнику пищи. Или путь, следуя которому, будет построена колонна термитника, когда термиты стараются бросать крупицы почвы на оставленную другими термитами кучку. В результате, маленькие кучки быстро вырастают в огромные колонны.
Механизм работает предельно просто: если уловил запах феромона, иди по этому следу и сам выделяй феромоны, чтобы дорога посильнее пахла для идущих за тобой. По сути, стигмергия является крайне эффективной и простой формой самоорганизации, позволяющей создавать сложные, казалось бы, интеллектуальные структуры без какого-либо планирования, контроля и даже без прямой связи между индивидами.
Вот простая анимация, объясняющая важнейшую роль стигмергии в жизни муравьев (о механизме действия стигмергии, называемой в ролике Recruitment, см. с 3:11 — есть субтитры на русском языке).
Данный вид стигмергии социальных насекомых, по классификации работы [22], можно отнести к «стигмергии 1.0». В 1999 в редакторском вступлении к целиком посвященному стигмергии сборнику «Artificial Life» [23] был впервые сформулирован новый подход к расширенному пониманию этого феномена, позже получившего условное обозначение «стигмергия 2.0».
«Стигмергия имеет потенциальное значение не только для нашего понимания эволюции и поддержания социальности у животных (от коллективно заботящихся о потомстве видов до эусоциальных насекомых. Она также может оказаться важной концепцией в других областях, таких как искусственный интеллект, социальные, политические и экономические науки, для которых ее значимость интуитивно очевидна».
С начала 2000-х понятие «стигмергия 2.0» распространяется на широкий спектр человеческой деятельности: фондовые рынки, экономика, структура движения, логистика поставок, распределение ресурсов, городское развитие и многое другое. Феномен стигмергии больше не ассоциируется исключительно с муравьиными или роеподобными “агентами” с минимальными когнитивными способностями или чуть более умными (типа рыб, птиц или овец). Было доказано, что стигмергические системы являются частным случаем сложных адаптивных систем (Complex adaptive system — CAS). И это особенно проявляется в безмасштабных сетях [24].
Чуть позже, развитие цифровых технологий привело к появлению третьего вида стигмергии — «стигмергия 3.0» или цифровая стигмергия. Механизм цифровой стигмергии остается все тот же, но имеет два важных отличия в характеристиках «следов» (инфометок).
- Следы оставляются агентами не в физической, а в цифровой среде.
- Следы содержат в себе информацию, записанную в цифровой, а не аналоговой форме.
В алгокогнитивной культуре цифровая стигмергия стала ключевым механизмом кооперативной когнитивной работы людей в ходе распределенного познания. Чтобы ни делал пользователь, он оставляет в сети цифровые следы своих действий, предпочтений или своего неосознанного выбора.
Например, работа любого поисковика — чистая стигмергия: улучшать поиск помогает обработка человеческих обращений к различным сайтам. Рейтингование контента — также стигмергия: отмечая любимые фильмы, пользователи помогают делать выбор другим пользователям. Тем же способом может создаваться и новое знание. Например, несколько лет назад геймеры за два месяца разработали трехмерную модель протеина, способного противостоять вирусу СПИДа. С этой задачей пять лет не могли справиться крупнейшие суперкомпьютеры в пяти самых продвинутых центрах молекулярной биологии. Геймерам помогла специальная программа, которая использовала их непреднамеренные действия во время игры для построения модели.
Стигмергия оказывает колоссальное влияние на мысли и действия миллиардов людей — обладателей компьютеров, смартфонов, умных ТВ и массы разнообразных устройств интернета вещей.
Она формирует стандарты массового миропонимания: что читать, куда пойти, что купить и за кого проголосовать.
Ей мы обязаны невозможностью преодолеть разнообразные проявления «безумия толпы», ибо всё равно в топе любого поиска будут наиболее популярные новости, люди, события. А знания, почерпнутые из сети, — всего лишь результат интеграции миллионов цифровых следов других людей: умных и глупых, добряков и бандитов, честных и лжецов …
Работа с цифровыми следами, лежащая в основе стигмергии, приобрела наивысшую ценность в алгокогнитивной культуре. На ней нынче стоят два столпа современного общества: бизнес и госуправление.
✔️ Для бизнеса цифровые следы решают важнейшие задачи рекламы и персонализации продаж.
✔️ Для госуправления цифровые следы позволяют не только контролировать каждого члена общества, но и превращают всё общества в «цифровой паноптикум», обеспечивающий для власти прозрачность социальной реальности, одновременно делая власть для общества невидимой (как это уже происходит в Китае, см. в моём посте «Тотальная идеальная е-тюрьма по-китайски»)
Ранее уже отмечался нечеловеческий характер цифровой стигмергии, ставшей в 21 веке основным механизмом преобразования коллективных действий индивидов в распределенных когнитивных сетях в результат их кооперативной когнитивной работы. Будучи стандартным механизмом, используемым для названных целей социальными насекомыми уже более ста миллионов лет, стигмергия была абсолютно чужда культуре людей, до Большого перехода Homo. Да и после него, роль стигмергии в контексте когнитивной эволюции людей была малозаметной. Все изменилось лишь с появлением алгокогнитивной культуры.
И хотя значение и последствия появления нового механизма организации массовой когнитивной деятельности людей еще только предстоит оценить, уже можно констатировать следующее.
1. Цифровая стигмергия стала новым для людей механизмом неявного обмена мыслями.
— До его появления любое социальное обучение и обмен опытом происходили исключительно в процессе обмена мыслями при прямом контакте участников.
— Механизм цифровой стигмергии позволил каждому участнику процесса социального обучения в ходе распределенного познания воспользоваться интегральным результатом, обобщающим опыт (а также мысли относительно предпочтений) многих других участников. Делается это без прямых контактов в форме неявного обмена мыслями, передаваемыми цифровыми следами в медиасреде.2. Количество информации, получаемой человеком в процессе этого неявного обмена мыслями, может быть огромным. Например, при поиске фильма на выходные, вместо чтения тысяч отзывов зрителей (на которое потребовались бы часы и часы беспрерывного чтения), человек просто получает конкретную рекомендацию. Эта рекомендация, по сути, ни что иное, как мгновенное аналитическое резюме, уже скорректированное и заточенное под его личные предпочтения. А количество информации, в переработанном виде потребленное человеком, получившим эту рекомендацию, может быть эквивалентным сотням страниц печатного текста.
Скорее всего,
встраиванием в человеческую культуру нечеловеческого механизма стигмергии дело не кончится.
Отработанные природой в течение десятков миллионов лет другие формы социальной организации насекомых, решающие задачу построения коллективного интеллекта (типа роя и улья), скорее всего, также будут востребованы и освоены людьми по мере развития алгокогнитивной культуры.
О нечеловеческих аспектах трансформации культуры пишут пока что весьма мало. Тем ценнее может быть анализ этой темы, сделанный финским теоретиком новых медиа и профессором технологической культуры Юсси Парикка в книге «Медиа насекомых: археология животных и технологий». В ней Парикка бросает вызов традиционным взглядам на естественное и искусственное, предлагает радикально новый взгляд на взаимосвязь биологии и технологий в контексте нечеловеческих аспектов функционирования алгокогнитивной медиасреды.
Как пишет Парикка:
«Они повсюду и могут восприниматься как совершенно инопланетный разум; шестиногие, с их многочисленными глазами, способностями к движениям и ощущениям, настолько отличными от наших. Неудивительно, что научная фантастика была вдохновлена насекомыми. Но также и в других областях, таких как робототехника, а также проектирование сетей. Насекомые — это больше, чем ползающие существа; они также являются центральной точкой отсчета в значительной части сетевой культуры, от разговоров о коллективных умах и распределенных сетях до алгоритмов, которые функционируют как колонии муравьев.»
Следующее нечеловеческое свойство алгокогнитивной культуры относится уже не к насекомым, а к вирусам. Мы рассмотрим влияние информационно-социальных заражений на процессы распределенного познания.
7.2 Новые способы массового “социального заражения”
Cкладывается впечатление, будто исчерпав арсенал чисто человеческих социальных возможностей развития культуры, эволюция пробует примастырить к ней хорошо зарекомендовавшие себя возможности нечеловеческих видов.
В предыдущем разделе рассказывалось об адаптации в человеческой культуре механизма социальной организации коллективной деятельности насекомых (стигмергии) в его усовершенствованном цифро-алгоритмическом исполнении. Многомиллионолетний опыт использования стигмергии позволял создавать из большого числа примитивных муравьиных интеллектов вполне себе продвинутый коллективный интеллект, способный на трудовые подвиги, никак не доступные одиноким муравьям. Полноценная возможность практического приложения стигмергии появилась лишь с появлением у людей алгокогнитивной медиасреды. Но стоило ей только появиться, как уникальная возможность спонтанной самоорганизации, преобразующей миллионы единичных цифровых следов в полезную и нужную всем информацию, была освоена человечеством.
Однако, встроив в алгокогнитивную культуру механизм цифровой стигмергии, природа на этом не остановилась. Благо возможностей нечеловеческих видов извлекать пользу из коллективных действий, природа знает немало. В этом разделе рассмотрим другое усовершенствование традиционной культуры. На сей раз, свойством, наиболее характерным для вирусов, но также, как и стигмергия, вполне вписывающимся в алгокогнитивную культуру, значительно расширяя её арсенал. Речь о каскадах инфосоциальных заражений («социальной заразы» — social contagion), порождаемых специфической архитектурой и колоссальным масштабом когнитивной сети Интернета, и их влиянии на процессы распределенного познания людей.
О каскадах инфосоциальных заражений я пишу уже более 10 лет. Поэтому не буду здесь вдаваться в детали. Желающим поглубже разобраться в данном вопросе рекомендую:
- следующие шесть моих популярных публикаций: [22, 23, 24, 25, 26, 27];
- и обзорную лекцию учебного курса Social Contagion Principles of Complex Systems.
Для еще более глубокого погружения в тему, можно воспользоваться обновляемой тематической подборкой источников.
Мы же продолжим рассмотрение каскадов социальной заразы в контексте алгокогнитивной культуры и покажем, каким образом они влияют на алгокогнитивную культуру.
- Инфокаскады в алгокогнитивной культуре — это лавинообразное распространение информации по когнитивной сети. Характер распространяемой информации может быть любым. Но здесь нас интересует лишь особый тип информации — социальная зараза. Спектр социальной заразы весьма широк. Это мемы, идеи, склонность к восприятию определенных социальных норм, образцы поведения, привычек, увлечений, моды и т.д., которыми некий источник в когнитивной сети (человек, бот или гибрид) в короткие сроки заражает большое число людей. Авторы концепции социальной заразы — Николас Христакис и Джеймс Фулер.
- Математико-физический смысл таких каскадов заключается в том, что в сетях некоторых типов распространение социальной заразы может принимать лавинообразный характер. Что может в кратчайшие сроки приводить к заражению значительной части сети.
- Очень плохая новость заключается в том, что:
(а) глобальной когнитивной сетью, на основе которой функционирует универсальная медиасреда алгокогнитивной культуры, стали социальные медиа;
(б) современные социальные медиа относится к тому типу сетей (безмасштабных), что отлично приспособлен для распространения инфокаскадов. - Если какое-то социальное заражение способно изменить интерпретацию или валентность некоего культурного нарратива, то при возникновении инфокаскада происходит резкое увеличение частоты, с которой социальная зараза воздействует на культурный нарратив. В зависимости от характера «заражения» культурного нарратива, лавинообразное увеличение числа таких «заражений» может усиливать или ослаблять веру людей в истинность данного культурного нарратива. Что в итоге способно модифицировать спектр разделяемых членами когнитивного сообщества общих ценностей, лежащих в основе культуры обмена мыслями.
Потенциально, подобный процесс всегда существовал и в рамках традиционной культуры. Однако масштаб и свойства сетей физических взаимодействий делают крайне маловероятным возникновение крупных инфокаскадов. По вероятности каскадов заражений между социальными медиа и сетями физических взаимодействий есть два принципиальных различия.
- Во-первых, некий аналог базового репродуктивного числа Ro в эпидемиологии — количество лиц, которых носитель социальной заразы может напрямую инфицировать:
— в сетях физических взаимодействий это число измеряется одно и редко двузначными числами;
— в социальных медиа это число на несколько порядков больше. - Во-вторых, «расстояние», на котором возможно социальное заражение.
— в сетях физических взаимодействий это расстояние в несколько метров;
— в социальных медиа это виртуальное расстояние, доходящее до тысяч километров.
Названные различия делают несопоставимыми масштабы инфокаскадов социальных заражений в сетях физических взаимодействий и социальных медиа. И если в первых эпидемии социальной заразы — довольно редкое и малозначительное явление, то во-вторых они становятся важнейшим фактором развития алгокогнитивной культуры и эффективным способом влияния на направление этого развития.
Однако фактором инфокаскадов эпидемиологические аспекты алгокогнитивной культуры не исчерпываются.
Недавние исследования показали, что в современной медиасреде распространение мемов может происходить еще более агрессивно, чем при вирусном распространении на огромные расстояния с большим репродуктивным числом.
Представьте себе вирус, одномоментно заражающий большую часть популяции. Метафорой такого заражения является радиоактивное облако, накрывающее целый регион с почти мгновенным заражением всего его населения.
Подобная невирусная динамика заражений, названная авторами «модель выпадения радиоактивных осадков» (“fallout model”), позволяет целенаправленно внедрять мемы (во всем их многообразии) посредством сетевых масс-медиа и т.н. супер-распространителей, имеющих миллионы подписчиков в сети. Как показало исследование [28], «модель выпадения радиоактивных осадков» активно используется для самых модных рекламных компаний (Apple, Tesla и т.д.) и политических кампаний (когда, например, «радиоактивная модель» использовалась антитрамповскими масс-медиа в борьбе с «вирусной моделью» распространения каскадов твитов Трампа среди десятков миллионов американцев).
Оба вышеописанных новых способа массового “социального заражения” мемами огромных аудиторий позволяют на несколько порядков увеличивать поток информации, передаваемой в ходе обмена мыслями. Однако, в отличие от цифровой стигмергии, где подобное достигается путем использования механизма непрямого обмена мыслями через цифровые следы, при использовании инфокаскадов и «радиоактивного заражения» поток информации увеличивается пропорционально росту аудитории, подвергнутой «социальному заражению».
А поскольку мемы могут выступать и в формате видео, информационный поток, потребляемый людьми, включенными в распределенную когнитивную сеть, стал достигать колоссального объема. Только представьте суммарный объем потока заливаемой в умы информации на примере часовой интернет-трансляции свадьбы принца Гарри и Меган Маркл в 2018 года: примерно 1–3 Гбайт помножить на миллиардную аудиторию.
3авершая рассказ о двух важных технологических аспектах, кардинально меняющих процессы обмена мыслями в алгокогнитивной культуре, еще раз подчеркнем.
Новый механизм неявного обмена мыслями и новые способы массового “социального заражения” взрывным образом и на много порядков увеличили инфопотоки в распределенной когнитивной сети человечества.
Однако, помимо взрывного роста инфопотоков в когнитивной сети людей,
технологии еще и пробили бреши в, казалось бы, нерушимых перекрытиях между этажами психофизиологической и социокультурной информации.
Рассказ о третьем технологическом аспекте, принципиально изменившем культуру обмена мыслями, — о новых возможностях когнитивной эволюции, появившихся вследствие «запутывания» психофизиологической и социокультурной информации, — мы отложим до следующего поста этой серии.
В нем мы также, наконец, доберемся до ответа на поставленный в самом начале вопрос:
каким образом смена традиционной культуры на алгокогнитивную влечет за собой массовый прилет «черных лебедей», рост поляризации и агрессии в обществе, возобладание пошлости и усугубление “интеллектуальной слепоты”.
________________________
Спасибо за просмотр! Ставьте лайки и подписывайтесь на канал. Всего доброго!
